С праздником!
*так-то я терпеть не могу репостов и стихов, но в данном случае не сделать исключения не могу! Как говорил Уайльд, все мы валяемся в канаве, но некоторые из нас смотрят на звёзды. Кто-то при этом ещё более мучительно переживает окружающее зловоние, а кто-то пытается, оскальзываясь на каждом шагу и увязая в глине склона по колено, выбраться наверх.
У некоторых получается. Когда об этом и вспоминать, как не сегодня?
В номере "Правды" от 12 апреля 1961 года говорится, что советский лётчик, майор Гагарин в космос не полетел, а проник. Абсолютно чужой мир, куда нельзя просто войти, будто тебе ничего, кроме тяготения, не мешает, а нужно, остерегаясь, пробираться.
И вот стихотворение Змейссса:
Памяти космонавтики
Когда меня уже привязали к жерлу и вложили огонь в глазницы,
инженеры и техники еще со стабилизатором первой ступени заканчивали возиться,
священник вычертил круг по периметру пускового стола
и вымазывал сопла кровью черного жертвенного козла
Генералы стояли дымили трубками у дальнего дота
Каждый из нас был на своем месте, делал свою работу.
Наконец собрались, Титов и Леонов были загружены в неудобные кресла,
Священник пел подходящую случаю песнь и кропил кровью мне на лицо и чресла
Долго не могли войти в коллективный транс, произнести как надо то самое нужное слово
Даже хотели звать с базы вместо меня запасного,
Неверная жертва — самая частая причина срыва плана полетов,
Нарушения договоренностей, потери государственных миллионов,
Волновался Титов, злыми глазами смотрел на меня Леонов.
Все-таки получилось. Жрец проткнул мое сердце алюминиевой спицей
Со священными именами на ней Королёва, Циолковского и Капицы,
По веленью Научного Метода я покинул отвратительное конечное тело,
Душа перешла в ракету — и сопло мое горело.
Я стал маршевым двигателем, разрушительницей миров,
Поехали! — завершил ритуал Титов.
Лунную экспедицию отправляли уже в восемнадцатый раз
Первые десять провалились по причине неверно произнесенных в ходе божественной литургии фраз
Еще пять сгорели в вспышке мюонной плазмы, остальные две
Погрузились в слишком глубокую медитацию и растворились в небесной болезненной синеве.
Мы были последними. На нас ушли все остававшиеся у страны и народа силы,
Мы были одни на фронтире между черным космосом и великой Россией.
Проводили время в размышлении и молитве, Титов все больше молчал,
Я время от времени отбрасывал боковые разгонные модули, Леонов какие-то тумблеры переключал,
На высоте двести семьдесят я отбросил вторую ступень.
Титов схватился за четки, Леонов за оберег: мы вступили в лунную тень.
Наша задача проста: войти в горний мир, отыскать благодать, если нужно, силой отнять ее у богов,
Вот почему задумчив Леонов, вот почему молчалив Титов.
Преодолеть озеро Смерти, болото Туманов, море Спокойствия, море Ясности, моря Пены и Плодородия,
Выведать логово повелителей мира, заставить их, черт возьми, воротиться на богооставленную Родину.
Три ступени отпущены, осталась последняя с лунным модулем,
С ней что-то произойдет и я стану свободен.
Несколько тысяч тонн молчаливой жести приземляются в лунной пыли
Титов смеется: выхлопом мы случайно сожгли флажок, который Олдрин с Армстронгом здесь забыли,
В огромных скафандрах (экзоскелет с сервоприводом и встроенный пулемёт)
Выходят на лунную землю командир экипажа и первый его пилот.
Меня оставляют дремать в блаженстве, жертва принесена:
Я свое дело сделал, мое брюхо теперь холодит Луна.
***
Через тысячу лет мои сканеры различат на окололунной орбите:
Как быка за рога, Титов схватил за башку Юпитера,
Вот Леонов тащит за кольца Сатурна — домой, домой!
В море Ясности, в озере Смерти они отыскали их и привели с собой,
Оседлал быка своего Титов и несется домой через пространство и время,
За ним поспевает Леонов, могучей дланью держась за стремя,
Шпоры вгрызаются в бога тугие бока,
Благодатью небесной полна Титова стальная рука,
И на Землю спешит Леонов, на Землю спешит Титов,
И один из них Смерть-Танатос, второй из них Эрос-Любовь,
Впереди у них радость встречи, впереди у них ярость битв,
Позади лишь следы и вещи
Я остался забыт, забыт.
